Разумеется, она вела переговоры с Баровым. Но о чем? О том, что его допустят к забегу. А вовсе не о том, что он забег выиграет. Она не собиралась отдавать НПЗ даже за какие-то ярусоловы. Это было нечестно! Это было отъявленное кидалово – ведь никакие деньги, которые заплатит ей Баров единовременно, не стоят ничего в сравнении с деньгами, которые можно получить в ходе бесконечно долгого конкурса за обладание НПЗ.
Ольга Николаевна очень хорошо понимала, что для Барова вопрос о заводе – это не вопрос о деньгах. А в таких случаях люди платят самые большие деньги.
– Мы вмешаемся, – сказала губернаторша, – мы непременно вмешаемся.
Она не успела опустить трубку, как звонок раздался опять. Это был Данила Баров.
– Ольга Николаевна? Я хотел поблагодарить вас за поддержку в суде. Я взял завод. Суриков, знаете ли, заперся в кабинете.
– Но постойте, Данила, вы же говорили о банкротстве…
– Мне представилась другая возможность, и я ею воспользовался. Это же ничего не меняет в наших отношениях, Ольга Николаевна?
– Мы так не договаривались! – выпалила губернаторша. – И вы не очень-то много думайте о себе! Суд может еще и передумать, кому принадлежит «Росско»!
– Это меня уже не волнует, – ответил Баров, – я купил компанию «Санг-Си», и «Росско», на момент покупки принадлежавшая мне, одобрила эту сделку. После этого акции завода были выкуплены у «Санг-Си» и перепроданы добросовестным приобретателям. Сделка заключена по европейским законам, и оспаривать Сурикову ее придется в Стокгольме. Сомневаюсь, что у него это получится.
– Слушайте, Данила, вы не думайте, что вы можете вертеть закон так и сяк, как в каком-нибудь Стокгольме! Мне ваш Стокгольм не указ! Я…
– Ольга Николаевна, я звоню не по поводу завода, а по поводу ярусоловов. Я благодарен вам за поддержку, и я думаю, что в сложившихся обстоятельствах мы можем заключить договор прямо завтра.
– Я…
– Вы можете послать ОМОН. Вы можете этого не делать. Но если вы его пошлете, он должен быть на моей стороне.
И трубка в руках Ольги Николаевны замолчала. Губернаторша уставилась невидящим взглядом перед собой. Данила Баров поставил ее перед выбором: ярусоловы или война.
И что-то подсказывало ей, что Суриков проиграет эту войну. А тем, кто будет на стороне проигравших, не останется ничего. Ни завода, ни «Биоресурса», ни даже должности губернатора.
Размышления ее прервал осторожный стук в дверь. Между ясеневых створок просунулась мордочка вице-губернатора Бородовиченко.
– Олечка, – сказал вице-губернатор, – там менты звонят. Спрашивают, что им делать…
– Ни-че-го, – сказала губернаторша. – До завтра – ничего.
Машины Руслана стояли во внутреннем дворе, и когда Руслан сбегал по ступенькам, руки его дрожали от ярости. Если б майор уехал один, Руслан бы приказал догнать его и расстрелять.
Но майор ушел со всей группой, а Руслан был слишком расчетливым человеком, чтобы не понимать: десять человек из управления «С» ему не по зубам. Если уж на то пошло, десять человек из управления «С» не по зубам даже Халиду.
Руслан посадил Милу в машину, а сам остался снаружи, постепенно приходя в себя от холодной ночи. Вдалеке, на площади, ворчала толпа, и за габаритами его джипа сверкали несколько красных огоньков – это горели круглые лампочки на ограждении какой-то траншеи.
Руслан нагнулся к земле, сгреб с нее горсть свежевыпавшего снега и размазал его по лицу.
Рядом раздался смех, вспыхнула сигаретка, и послышался голос вэвэшника:
– Черт, нарыли тут. Прямо окоп полного профиля.
Это замечание вернуло Руслана к реальности. Вэвэшник и не подозревал, насколько он прав. Руслан вгляделся в темноту. Халид обещал предупредить его за несколько дней и дать убраться из страны, но Руслан понимал, что времени осталось немного.
Траншея, огражденная сеткой и подсвеченная габаритными огоньками, огибала здание, и на одной из сеток Руслан заметил брошенную стройбатовскую гимнастерку.
Со времен первой чеченской все полевые командиры уяснили необходимость окапываться. Норы, отнорки и ходы сообщения утраивали огневую мощь любой группы, позволяя ей наносить удар с неожиданной позиции и исчезать раньше, чем на нее обрушится вражеский огонь. Под Чабанмахи и Карамахи туннели, заранее прорытые сквозь горы, позволили обосновавшимся там ваххабитам уйти от штурмующих их русских войск и разъяренного аварского ополчения. Но никто еще не рыл для себя удобных огневых позиций с помощью нанятого по сходной цене российского стройбата.
Интересно, Халид отложит операцию сейчас, когда завод наводнен вооруженными захватчиками?
Нет. Кроме пули в лоб, его ничто не переубедит.
«А ведь он очень легко может получить пулю в лоб», – подумал Руслан. Если бы русский майор с глазами серийного убийцы не уехал с завода, шансы Халида получить пулю были бы пятьдесят на пятьдесят. Надпиленную пулю. А у майора были бы все шансы разобрать на бусины еще одни четки.
А если бы майор был предупрежден?
Руслан чуть не сел, чувствуя внезапную слабость в ногах, и, чтобы сохранить равновесие, схватился за железную сетку ограждения.
Он в общем-то мог считать себя защищенным. Рыдник не посмеет привязать Руслана к теракту, потому что все, что будет указывать на Руслана, укажет и на Рыдника. Достаточно пересидеть спектакль за границей, а потом вернуться и в обмен на документы, уличающие Рыдника, получить отпущение грехов и остатки завода.
Но теперь у него есть и другой выход.
Он не смог убить Халида, потому что Халид оказался сильней его. Он не смог сдать его Рыднику, потому что Рыдник воспользовался бы этой историей, чтобы отобрать у Руслана бизнес.