Джаханнам, или До встречи в Аду - Страница 164

164

Яковенко молчал.

– Что скажешь?

– Скажу, что у Халида Хасаева есть сообщники. И они есть на самом верху.

Рыдник усмехнулся.

– Ну что же, по крайней мере откровенно. Откровенность за откровенность: сообщники есть. Мы же все понимаем, почему Халид предугадал время штурма. Потому что ему несложно было догадаться, что штурм начнется сразу после того, как Баров переведет деньги Плотникову.

Яковенко сглотнул.

– Халид перестарался, – сказал Рыдник, – Плотников так перепуган, что не в состоянии принимать решений. Решения здесь принимаю я, и так будет до конца операции. Требование Халида, как ты понимаешь, невыполнимо. Терентьев – придурок. За новый штурм отвечаешь ты. Победишь – получишь пост Терентьева. А проиграть мы не имеем права.

– Я уволен.

– Твое увольнение сгорело вместе с двадцатью тысячами кубометров пропана.

Яковенко помолчал.

– Мне нужны люди Травкина.

– У тебя карт-бланш. Свои отношения с Никитой я буду выяснять, когда мы победим.

* * *

Яковенко ушел, и генерал Рыдник сидел в кабинете еще минут пять, разглядывая схему завода и время от времени прикладываясь к бутылке. Пол-литра уже опустели, но никакого опьянения Рыдник не чувствовал.

Скрипнула дверь – в комнату втерся бочком старший оперуполномоченный Сережинский, который расследовал обстоятельства захвата складов в Берикове, и что-то тихо зашептал на ухо.

Рыдник помолчал, кивнул. Оперуполномоченный убежал.

Время подползало к шести утра, когда Савелий Рыдник взглянул на часы, встрепенулся и набрал домашний телефон Кости Покемона.

– Костя? Ты спишь или как?

Невидимый собеседник ответил в том смысле, что заснуть трудно. Уж больно поганая выдалась ночь.

– У меня через час заседание с бизнесменами, – сказал Рыдник, – пулей ко мне.

* * *

В шесть пятнадцать утра кованые ворота загородного особняка Кости Покемона отъехали в сторону, и из них вылетел серебристый «Лексус» с заводской броней четвертой степени защиты.

Он проехал ровно пятьсот метров: на повороте дороги, там, где между морем и шоссе поднималась посыпанная снегом скала, из-за камней сверкнуло, и прямо в лоб машине вылетела противотанковая граната, выпущенная из одноразового РПГ-27 «Таволга». Граната имела тандемную боевую часть и могла поражать даже танки с динамической защитой брони.

«Лексус» был для гранаты легкой добычей: струя расплавленного металла прожгла броню, как картонную стенку, и через миг температура внутри машины превысила две тысячи градусов. Все находившиеся внутри люди погибли мгновенно, с сухим хлопком разорвались патроны в автоматах охранников, а еще через секунду крыша серебристого «Лексуса» отодралась от корпуса и с ленивой грацией взлетела в воздух.

* * *

Стальную дверь вынесло взрывом детонирующего шнура, и тут же в комнате разорвалась светошумовая «Заря». Автоматчик, вкатившийся через окутанный дымом проем, первой же очередью снес башку темному силуэту, застывшему над пультом, перекатился под столом и методически стал выкашивать все живое, что могло бы через несколько секунд начать двигаться.

Его напарник, не обращая внимания на огонь, кинулся к пульту, и в эту же самую секунду донеслись выстрелы снаружи: это обозначила себя вторая группа, доселе бесшумно вырезавшая чеченцев в укрытиях возле установки.

Когда спустя три секунды два новых автоматчика ворвались в комнату, уходя перекатом с вероятной линии огня, стрелять было уже некому и не в кого.

– Неплохо, – сказал Травкин, стаскивая с головы черную шерстяную шапочку, – восемь секунд. Неплохо. Но надо лучше.

В комнате, изображавшей собой операторскую факельной установки, не было манекенов – гражданских заложников. Считалось, что их там нет. А если есть, ну что же – будем считать, что им не повезло. Штурмующие не могли щадить никого из опасения, что это переодетый в гражданское террорист. Светошумовыми работали не потому, чтобы спасти жизнь заложникам, а потому, что осколочная граната могла повредить пульт.

– Пошли перекурим, – бросил Травкин майору, и они вместе вышли на яркий полуденный воздух. Они сидели на бревне и курили, наблюдая за тем, как бойцы сбиваются в группки возле занятых укрытий условного противника, и Травкин жестом подозвал одного из них.

– Мой сын, – сказал Травкин, – тоже Никита.

Никита-второй был так же высок, белобрыс и веснушчат, как его отец, и при этом худ, как жердь.

Спасение заложников больше не было приоритетом. Приоритетом была нейтрализация трех с половиной тысяч тонн сероводорода. Как ни парадоксально, но теперь Яковенко и Травкин отрабатывали самый радикальный, совершенно бесчеловечный вариант штурма, за возражения против которого Яковенко уволили прошлым вечером.

Выдернутые со своих квартир специалисты мигом обучили бойцов спецподразделения управлять факельной установкой, врезаться в трубы и менять заглушки – хоть в нефтехимики иди, если уволят.

Яковенко изумило, как быстро все произошло. В один миг нашлись и эксперты, и технологи, и все даже изумлялись вопросу: «Ну да, сероводород. Да, выделяется. Да, смертельно ядовит. А вы что, не знали? Конечно, мы бы не рекомендовали вам использовать сероводород как боевое отравляющее вещество, если только у вас нет возможности сбрасывать его на врага цистернами…»

Но у Халида такая возможность и была.

Это не было тайной, это было технологической самоочевидностью, это знали все, кто занимался нефтепереработкой. И более всего майора потряс рассказ одного старичка.

Оказывается, в 1994 году на впавшем в кому заводе уже был выброс сероводорода, человек двести раскашлялись, включая ребятишек из детского садика, накрытого облаком. Трупов было два, многие начали возмущаться, сорганизовался комитет, комитет потребовал компенсаций, активисты стали собирать митинги, и вот одному-то из активистов в темном подъезде переломали ноги лица чеченской национальности. После этого комитет распался сам собой.

164