Джаханнам, или До встречи в Аду - Страница 160

160

– За то, чтобы у меня все вышло, – сказал Халид.

– За то, чтобы у тебя все провалилось.

Половину коньяка Данила пролил.

Мозг его лихорадочно работал. Больше всего Барову хотелось броситься на Халида и придушить. Но это было совершенно невозможно. Даже абсолютно здоровый Данила Баров имел против чеченца не больше шансов, чем срубленное горлышко бутылки.

Баров никогда не был особенно силен физически и в школе висел на перекладине, как макаронина. Правда, когда у Данилы завелись деньги, вместе с ними завелся и джентльменский набор: дорогие машины, дорогие часы, дорогие девушки и фитнес. Полчаса в день в спортзале рядом с собственным кабинетом, спортзале, оборудованном так, что любой качок позеленел бы от зависти. Полчаса фитнеса и полчаса секса, и то и другое ради здоровья. Но фитнес не мог заменить первобытную сноровку к убийству, как аспартам не может заменить в варенье сахар. Чеченец был оскорбительно прав. Он не выдержал шока от неизбежного, казалось, самоубийства. Он не выдержит пыток. Он никогда не победит Халида физически.

– Послушай, Халид, – поразмыслив, сказал Баров, – это плохой план.

– Почему?

– Ни один план, конечной стадии которого ты сам не можешь контролировать, не может быть хорошим. А если что-то сорвется? А если никто не поверит твоим откровениям?

– Значит, я прослыву предателем напрасно.

– Речь не о тебе, а о чеченском народе. Сегодня в Мадриде собирается Большая восьмерка. И все, кто приедет в Мадрид, смотрят на то, что происходит в Кесареве. И вот, если выйдет все так, как ты задумал, наш президент будет выглядеть хуже Гитлера. А если не выгорит, то хуже Гитлера станете вы. Не будет героев и храбрецов. Будут кровожадные монстры, способные уничтожить сотни тысяч людей.

– Все будет так, как решит Аллах. Я не думаю, что Аллах будет на стороне русских.

– Послушай, Халид, у меня идея. Тебе ведь не надо уничтожать город? Тебе достаточно скомпрометировать эту власть?

Чеченец помолчал.

– Тогда почему бы тебе просто не рассказать правду? Рассказать, как Рыдник покрывал тебя на стрелках? Как он торговал с тобой людьми? Как руководитель операции Плотников пытался украсть деньги за выкуп заложников?

– Я не воюю с Савелием Рыдником. Мне нет дела до винтика в системе. Я воюю с президентом России. И в смерти сотен тысяч человек от сероводорода будет виноват не Рыдник. В этом будет виноват президент.

– Между виной Рыдника и виной президента есть большая разница.

– В чем же?

– Рыдник действительно торговал пленными. Рыдник действительно твой сообщник. Рыдник действительно убивал людей. Президент России не приказывал уничтожить Кесарев, чтобы объявить чрезвычайное положение. Первое – правда. Второе – ложь. Чудовищная ложь.

– Ваше правительство лжет все время. Оно называет истребление моего народа восстановлением конституционного порядка. Я прожил в Кесареве три месяца. Я видел ментов, которые грабят народ, и военных, готовых продать мне хоть ядерную подлодку. Что-то я не понял, если это называется порядок, то что же называется бардак? Ваш Кремль говорит, что войны в Чечне нет, а есть мирный процесс. А еще у нас есть президент Чечни, конституция и партия «Единая Россия», за которых проголосовали двести процентов избирателей, хотя никто не явился на выборы. Чем больше ложь, тем охотнее в нее верят. Кто это сказал? Геббельс? У него в России хорошие ученики.

– Мое правительство лжет с размахом, Халид. Но геббельсовскую ложь может позволить себе только государство. Когда у тебя под контролем все СМИ, ты можешь сказать, что собака – это курица, что у нее пять ног и она умеет играть на рояле. Но когда ты борешься против власти, ты не можешь позволить себе лжи. Ложь убьет тебя самого. Халид, тебе не стоит лгать, если правда убийственна.

Халид встал.

– Значит, собрать пресс-конференцию?

– Да, расскажи правду. Расскажи о моей дочери.

Глаза чеченца сузились.

– В переводе – ты предлагаешь мне созвать пресс-конференцию и рассказать на ней, как Рыдник и Суриков отобрали у тебя Кесаревский НПЗ. Ты стоишь в могиле двумя ногами, Данила, а думаешь о своей собственности. Думай о Дне Воскресения.

Халид глотнул коньяк прямо из горлышка, попытался заткнуть обломанное горлышко пробкой, махнул рукой и протянул Даниле сотовый:

– Давай звони своему Стиву.

Баров молчал.

– Мы уже обсуждали это. Как только кончится действие обезболивающего, ты позвонишь куда угодно. За ампулу с промедолом ты будешь счастлив позвонить хоть на тот свет. Ты не выдержишь и пяти минут.

Данила покачал головой.

– Тебе настолько жалко денег?

– Дело не в деньгах, – сказал Баров. – Мне интересно, сколько я выдержу. Вдруг это будет не пять, а шесть минут?

Губы чеченца изогнулись в усмешке.

– Дело не в боли, Данила. Ты незнаком с национальным чеченским обычаем – насиловать русских пленных? Я прикажу привести сюда Сурикова, и мы выхарим тебя на его глазах. Или это, или двести миллионов.

Данила молчал. Долго-долго. С внезапным удивлением Баров понял, что Халид щадит его. Он мог бы позвать сюда Висхана, чтобы тот заставил Данилу собирать собственные вырезанные кишки собственными поломанными руками. Он мог бы обойтись и своим собственным ножом. Угрожая унижением вместо пытки, Халид открывал спасительную лазейку для самолюбия Барова. Да и не было у Халида привычки предупреждать кого-либо о своих намерениях, и в первую очередь – беззащитных русских овец. Что ж – попав в безвыходное положение, капитулируй. Все остальное будет дороже.

Баров кивнул. Чеченец сам набрал для него номер, когда понял, что Баров слишком слаб, чтобы сделать это самому.

160