Яковенко присел, пытаясь найти что-то личное, оброненное кем-нибудь из боевиков, представляя себе, как еще три дня назад они тренировались здесь, залетая в прыжке через распахнутые двери. «У них не было начальства, – внезапно вспыхнуло в голове, – у них не было начальства, которое врет, интригует, изворачивается, лижет задницу. Их начальство тренировалось вместе с ними, и оно готово умереть вместе с ними, и еще оно готово отправить на тот свет вместе с собой хоть сто, хоть пятьсот, хоть тысячу человек. И еще это начальство, когда увольняет человека, не пишет докладных, а просто стреляет в лоб. Гораздо честнее».
На полу, под шкафом, валялась стреляная автоматная гильза.
– Шура, иди сюда, – позвал Травкин.
В конце коридора располагался небольшой кабинет, с продавленными стульями и школьным желто-лысым столом. Форточка кабинета была открыта, и именно за ней висела кормушка для птиц. Сельма шумно чесалась под столом: он не представлял для нее интереса.
На стене висел все тот же портрет российского президента, что и внизу в тире. Прежде чем повесить портрет на стену, его использовали как мишень. Яковенко подумал и снял портрет со стены.
Травкин, один за другим, потрошил ящики стола. В верхнем – располагалась куча писанины на незнакомом обоим арабском языке; впрочем, рукописные рисунки в тексте говорили сами за себя. Яковенко видел такие в Чечне в рюкзаках мертвых арабских инструкторов, а Травкин – в Ливане, в то время, когда эти будущие инструктора были учениками Травкина. Во втором ящике нашлись парочка кассет без надписи, русский перевод Корана и куча накладных.
Травкин быстро распихал накладные по необъятным карманам «разгрузки» и туда же сунул кассеты.
– Пошли, – сказал он.
Когда спецназовцы сбежали с крыльца, чекисты по-прежнему маялись у входа. Теперь их стало семь, один рассерженно говорил по мобильному.
– Что-нибудь нашли? – спросил Яковенко парень в бушлате.
Яковенко сунул ему в руки разодранный пулями портрет.
Яковенко ожидал, что они поедут обратно, но, вырулив на главную дорогу, Травкин приказал бойцу:
– Направо.
– Куда мы?
Травкин, устроившись на заднем сиденье, просматривал захваченные с поличным накладные.
– В районную администрацию. Выяснить, чье это было имущество и кто конкретно его купил.
– Ночь же.
– Ночью только веселей. Понимаешь, Шура, эта вся мутотень, которую мы видели, стоит охрененную кучу бабок. Это не говоря о транспорте и оружии. Ты заметил катерок у причала? Двести тысяч, как с куста. Не яхточка Барова, но все же. Кто-то же за это платил?
– И как ты думаешь, кто?
Травкин по-прежнему листал бумаги.
– Я так полагаю, что это наш общий знакомый в галстуке-бабочке, казино которого люди Рыдника поставили на уши через час после захвата завода. Я, признаться, думал, что он не при делах, но, е-мое! Это ж сколько бабок они вгрохали в свое мероприятие!
– А какого черта они все это оставили? – Яковенко кивнул на бумаги. – Они что, в спешке собирались?
– Вот оно, – сказал Травкин, – может, и сельсовета не надо. Вот – владелец земли, ООО «Бавана», учредитель Ефимкин Борис Петрович, 1913 года рождения, и Светикова Оксана Павловна, 1919 года рождения, зуб даю, паспорта покойников, новый учредитель… ООО… Твою мать!
– ООО так называется? – удивленно уточнил Яковенко.
– Твою мать! – повторил Травкин. – ООО называется «Ардус». Это не фирма Руслана. Это фирма Рыдника.
В одиннадцать вечера в районной администрации никого не было, кроме сторожа, и дома главы района не было тоже. Рыдающая жена известила их, что за главой приехали два часа назад, изъяли и увезли в неизвестном направлении.
Они ехали обратно в город молча, и Травкин, снова сев за руль, гнал шеститонную машину на сумасшедшей скорости, нещадно разбивая подвеску о заметенные снегом выбоины.
– Ты уверен? – нарушил молчание Яковенко.
– Я десятый год тут бизнес делаю. Я что, Савкиных фирм не знаю? Савкина, и еще один парень там в доле, Морозов, особист, все время около Савки крутится.
– И ты думаешь… начальник штаба им помогал?
– Я думаю, что Руслан его развел, как лоха. Руслан кто для Рыдника? Агент. Агент, понимаешь? Он у него в картотеке значится как агент. Приходит агент и говорит: давай раскроем теракт. Отлично, говорит Рыдник, давай я тебе помогу. А теперь Рыдник пляшет под дудку чеченцев.
– Но зачем они оставили здесь документы? Чтоб чекисты их изъяли?
– Ты думаешь, у них нет еще?
Яковенко промолчал. Все тот же вопрос, который он задавал себе второй день, встал перед ним с новой ясностью. Восемь лет назад человек по имени Данила Милетич, полумертвый от ран и отчаяния, предпочел назваться именем своего охранника. Зачем?
– Ты знал Халида?
Травкин, не останавливая джип, сдвинул с правого плеча куртку, и в свете приборной доски Яковенко увидел над лямкой белой грязноватой майки длинный шрам, – видимо, от ножа, – и неровные красные кружочки, словно от затушенной о кожу сигареты.
– Вот это сделали чеченцы. Пять бычков о меня загасили, красавцы.
– Из-за чего?
– В том-то и дело, что не из-за чего. Приятель машину поцарапал. Началась разборка. Он меня зовет – приезжай. Я приезжаю в «Мельбурн». С бойцами, с «наружкой». Сидят пятеро чехов, все из себя с понтами. Осень, а они в белых костюмах и дымчатых очках. Переписываю их документы. Вправляю мозги. Отпускаю «наружку». «Все, – говорю, – понятно?» – «Все», – отвечают. Выхожу с ними на улицу, они меня цок стальной трубой по голове – и в багажник.
– И чего они хотели?