Джаханнам, или До встречи в Аду - Страница 140

140

– Ты что мне сказал, русская свинья? – раздался в вышине голос Халида.

Баров корчился на паркете, прижимая к себе пылающую ладонь. Голос его от боли звучал глухо, но твердо.

– Что бы ты ни имел на Плотникова, ему плевать. Ни один компромат в России не стоит двухсот лимонов.

– Как ты назвал меня, ублюдок? Мы что, равны?

– Я знаю Плотникова. Он…

Висхан вздернул пленника за волосы, заставляя встать на колени, и тут же страшный тычок разбил ему рот. Следующий удар пришелся в пах. Баров копошился на полу, пытаясь встать. Двое боевиков подскочили к нему и принялись избивать, пока Халид не остановил их гортанным окриком.

Баров лежал без сознания.

– Воды, – приказал Халид.

Откуда-то явилось ведро ледяной воды и обрушилось на голову пленника. Стекая с одежды, вода становилась розовой. Баров заворочался и застонал. Халид подошел к нему и приподнял за слишком длинную челку.

– В следующий раз, когда ты назовешь меня больным, – сообщил Халид, – я отстрелю тебе пальцы. Сначала на ногах, потом на руках. По одному. Потом я отрежу тебе уши и набью ими твое распоротое брюхо. А если к этому времени ты еще не помрешь от болевого шока, я отдам тебя Висхану и он проделает все остальное. Запомни, русский, мы не равны. Даже из очень умной овцы не выйдет глупого волка. Здесь – не кино. Здесь нет героев. И в Ханкале, где из моих родичей делают фарш, героев тоже нег. Если я захочу, ты сожрешь у меня свои собственные кишки с гарниром из собственной блевотины. И в этом не будет ничего героического. Ты понял?

Баров закашлялся, выплевывая вместе с кровью лохмотья десен.

– Ты понял?

Пленник кивнул.

– Хорошо. А теперь прожуй зубы и звони, куда обещал.

* * *

Чеченцы перестарались, объясняя русскому правила хорошего тона. На то, чтобы привести его в чувство, ушел час и куча хирургических ниток, которыми пришлось сшивать края разошедшейся раны. После перевязки Баров долго лежал, уставясь в потолок и осторожно пробуя языком зубы: некоторые были на месте.

Зато в финансовые советники олигарх больше не набивался; когда он набрал номер лондонского финансиста, специализировавшегося на создании и управлении от имени клиента сложными офшорными холдингами и группами легальных, но непрозрачных компаний, из его носа еще шла кровь, но голос его звучал так спокойно, будто он проводил заседание совета директоров.

– Стив? Это Баров. У меня просьба. Мне нужны деньги. Сегодня к вечеру я пришлю реквизиты получающей стороны. Ты должен перевести деньги немедленно, как только получишь реквизиты, и не ставя никого в известность.

Голос Стивена Уотерхэма отозвался как ни в чем не бывало:

– Сколько?

– Двести миллионов долларов. Если у нас на счетах столько нет, продай какие-нибудь бумаги. Лучше не русские. Я склонен предполагать, что русские бумаги за последние два дня сильно подешевели.

В трубке на мгновение замолчали.

– Данила, – осторожно сказал Уотерхэм, – а ты ведь сейчас на тихоокеанском побережье России? Где происходят эти ужасные события?

– Да. В Лондоне, как всегда, хорошо осведомлены.

– Это на первых полосах всех газет.

– Я не читал газет последние два дня.

Опять секундная задержка. Баров был уверен, что Стив не спросит его какую-нибудь глупость о принуждении и упирающемся в затылок дуле автомата. Стив был одним из лучших финансистов, которых Баров когда-либо видел. Если бы он мог выбирать, кого с собой взять в Кесарев, Баров взял бы этого странного англичанина.

– Данила, ты уверен, что… российское правительство не прослушивает этот телефон?

– Стив, по ряду причин я полагаю, что российское правительство никогда не поднимет вопроса об этих деньгах и будет страшно опечалено, если его поднимешь ты.

– Ясно, – сказал Стив. – Ты снял камень с моей души, Данила.

Баров слегка шепелявил. Разбитые губы уже не болели, но, когда Баров говорил, язык задевал за сколы зубов.

– Стив, это самая лучшая сделка в моей жизни.

– Да?

– Если сделка не сорвется, это будет по сто долларов за каждую человеческую жизнь. Если бы ты мог заплатить столько же за каждого, кто умер одиннадцатого сентября, у тебя ушло бы миллион сто тысяч. Страховые компании лопнули бы от зависти, если б о ней узнали.

* * *

Новая встреча Халида и Рыдника состоялась на той же самой проходной. Вечерело. Ветер бил в спину Рыднику и в лицо чеченским боевикам, кутавшимся в зимний камуфляж поверх бронежилетов. За спиной Рыдника в трехстах метрах начиналось кольцо зябнущего оцепления, и заводские установки вставали неясными кубиками мрака на фоне низких, подсвеченных осветительными ракетами облаков.

Вместе с Халидом были еще двое: Маирбек и Висхан. У Рыдника был только водитель.

– Наши условия следующие, – сказал Халид, – как только деньги будут переведены, половина заложников вместе с моими людьми отправится на пятый терминал. К этому времени туда подойдет яхта Данилы Барова. Вам понадобится погрузить на яхту продовольствие и воду. За погрузкой должны наблюдать журналисты. CNN и «Аль-Джазира» почти постоянно находятся в прямом эфире с репортажами из Кесарева. Я хочу видеть в прямом эфире, как грузится яхта, и хочу видеть, что ее загружают водой, а не десантниками.

Яхта все время должна оставаться в поле зрения телекамер, однако после конца погрузки никто не должен приближаться к терминалу ближе чем на сто метров. Никто не должен пытаться поставить на яхту всякие умные штучки, вы все равно не сможете сделать это без ведома капитана, а капитан иностранец и быстро вас сдаст. Если яхту попытаются задержать, те, кто останется, уничтожат завод и заложников. Если мы покинем территориальные воды России и убедимся, что нас не преследуют, завод оставит вторая группа.

140