Плотников аж застонал, представляя, как с него будут снимать стружку – и вдруг его осенило.
Деньги будут переведены со счетов Барова на счета «Антареса» и только оттуда – на счета, указанные Халидом. Это значит, что в течение какого-то времени двести миллионов долларов будут находиться на счетах контролируемой Плотниковым компании. Генерал думал несколько секунд, переворачивая пришедшую в голову идею и так и сяк, но идея была верная. Идея была единственно возможная в данных обстоятельствах. Рука сама набрала номер Терентьева.
– Кеша, – сказал замглавы ФСБ, – я поразмыслил тут над твоим предложением. Считаю, что ты, по существу, прав.
Вскоре после того, как Руслан ушел к боевикам, Милу отвели к остальным заложникам. Один из чеченцев принес ей одежду: длинную юбку, серую кофту и черный платок. Миле было плохо: ее знобило и подташнивало. С той минуты, как Руслан застрелил русского, он ни разу не подошел к ней и даже не взглянул в ее сторону.
После вечернего намаза Мила поднялась по лестнице к одному из чеченцев.
– Ломали, – сказала Мила, – покажи мне, как вы молитесь. Я хочу помолиться.
– За кого?
– За моего мужа.
Молодой боевик глядел на нее несколько мгновений.
– Он тебе не муж, женщина, – ответил Ломали, – я тебе это объяснял. Возвращайся на место и накинь платок на голову.
Сергей Карневич проснулся в семь утра от сосущего голода. По приказу Барова он все прошедшие сутки ничего не ел, и было это не так легко, ибо со вчерашнего дня заложников кормили вполне сытно. Правда, среди кормежки почему-то преобладали торты, шоколад и сгущенка. Карневич удивлялся, пока Баров не объяснил ему, что, согласно науке, большое количество сахара в крови уменьшает агрессивность. Видимо, в ФСБ это знали и передавали торты для террористов. Видимо, террористы тоже это знали и отдавали сладкое заложникам.
Данила Баров сидел рядом, привалившись к стене, и вполголоса беседовал с тоненькой девчушкой лет тринадцати, завернутой в бесформенный белый свитер. Детей среди заложников почти не было; только одна из работниц взяла с собой на дежурство грудничка, да ребята из соседних дворов прибежали посмотреть на демонстрацию. Женщину с грудничком и восьмилетнего мальчика отпустили вчера вечером, а тринадцатилетнею девочку не пустили.
– Тебя как зовут? – спросил Баров.
– Даша.
– У меня дочку тоже зовут Даша, – сообщил Баров.
– Вы очень ее любите? – спросила Даша.
– Да. Очень. – Подумал и добавил: – У меня, кроме нее, никого нет. Я, кроме нее, никому не верю.
– Она, наверное, счастливая.
– Я бы очень этого хотел.
– А у нее своя комната есть? – простодушно спросила девочка. Лицо Барова было как-то странно безмятежным.
– Да, – сказал Баров, – у нее своя комната. Очень большая, на втором этаже, с эркером. Стены у нее крашены в персиковый цвет, а на столике под окном стоят ее игрушки. У нее очень много игрушек, у меня так заведено, что я из каждой поездки обязательно привожу ей по игрушке.
– А вместе вы игрушки не покупаете? – спросила девочка.
– Нет. Так получилось, что игрушки покупаю только я.
– Это неправильно, – сказала девочка. – Игрушки надо покупать вместе. – Помолчала и добавила: – А нас убьют?
– Ну что ты, – улыбнулся Баров, – все будет нормально. Нам вот еду дают, воду. Все могло быть гораздо хуже.
– Не кормили бы, да?
Баров глядел на ящики с гексогеном.
– Эти люди хотят договориться. А когда люди хотят договориться о чем-то, они, как правило, договариваются.
– Они все время молятся, – сказала Даша. – Когда они не молятся, мне не страшно. А когда молятся, очень страшно. Они не боятся смерти. Они боятся только своего Аллаха.
Баров положил Даше руку на плечо.
– Видишь чеченца с машинкой?
Даша вздрогнула.
– Это стандартная армейская подрывная машинка. Нажимаешь кнопку, и происходит взрыв. А ведь они могли устроить все по-другому. Так, что отпустишь кнопку – и происходит взрыв. А знаешь почему они воспользовались стандартной техникой? Потому что Халид боится случайного сбоя куда больше, чем русского снайпера. Эти люди не хотят умирать. Они хотят выжить. А с теми, кто хочет выжить, я всегда договорюсь. А теперь иди к маме.
Даша ушла. Баров, заложив руки за голову, глядел в потолок. В темно-серой щетине, вылезшей на подбородке, отчетливо выделялся безволосый волдырь шрама, и Карневич понял, почему олигарх так чисто бреется. Свитер Барова был раздутый от бинтов и бурый от крови.
– Проснулся? – вполголоса сказал Баров.
– Да. Ты действительно думаешь с ними договориться?
– Да. Со всеми, кроме Руслана.
– Кроме Руслана?!
– Он не воин. Он попал сюда случайно. У него сорвет крышу. Я тебе говорю – опасайся Руслана больше, чем этого… маленького – Талатова.
– Случайно? Вы думаете, он не знал…
– Что-то знал. Иначе не предложил бы тебе продать танкеры. Очень удачная идея. Если НПЗ не будет, нефтеналивной флот будет на вес золота.
Баров помолчал.
– Но знал не все. И как-то надеялся отмазаться.
– Тогда зачем он остался на заводе?
– А ты не понял? Он хотел сдать мне Халида.
Карневич вздрогнул. Перед глазами его, как живые, прошли черные фигуры офицеров управления «С», покидавших здание. Элитная группа. Группа для борьбы с терроризмом. Если бы они вернулись. Если бы они были предупреждены…
– Господи боже мой, – сказал Карневич, – то есть если бы…