Теперь Костя мог быть спокоен.
Когда следствие начнет выяснять, как Халид Хасаев попал на склад в Берикове, оно быстро наткнется на договор, подписанный Колокольцевым и Шлыковым.
После этого следствие заинтересуется, кто свел Шлыкова с Колокольцевым, и тут же выйдет на Усольцева – лучшего друга и прихлебателя покойного генерала. После этого они обнаружат пропавший на учениях грузовик и подпись майора Морозова под документами.
Морозов мертв, а Усольцева объявят в розыск. Кто третий? Руслан Касаев.
Если Костя Покемон хоть что-нибудь понимал в людях, то именно это приказал ему начальник антитеррористического штаба Савелий Рыдник: расскажи мне, что Шлыкова с террористами свел Руслан, и я закрою глаза на то, что это мог сделать ты.
О том, что в штабе еще не знают, что Колокольцев и Хасаев – одно лицо, а стало быть, им неизвестно и то, что Халид несколько месяцев мог делать на заводской территории все, что ему угодно, – Костя Покемон не подумал. И то – пусть государство решает свои проблемы, а ему, Косте, достаточно своих.
Сергей Карневич сидел на полу в банкетном зале и тупо глядел на часы – подарок от «Коноко» по случаю его ухода из компании. Полгода назад Карневич был на приеме у замглавы администрации президента. Замглавы снял с себя дешевые командирские часы за сто долларов и, протянув их Карневичу, сказал:
– Держи! Подарок президента! Дарю!
Карневич понял, что ему надо отдать свои, улыбнулся и сказал:
– Подарок отца. Отдать не могу.
Замглавы поскучнел и перевел разговор на другую тему.
Улыбчивому молодому чеченцу по имени Ломали не было нужды в часах за сто штук. Какое дело до часов тому, кто уже в вечности?
Окна банкетного зала на втором уровне выходили на площадь, и у этих двух окон стояли два спаренных пулемета и тут же сидел гранатометчик с одноразовой «Таволгой» на плече. Огромное пространство зала позволяло вести огонь из гранатомета без особых проблем.
В одиннадцать часов в зал вошли двое: Маирбек и Висхан. Ствол в руках полноватого улыбающегося кумыка показал на Карневича:
– Ты. Иди.
Карневич решил, что его зовут на переговоры, но он ошибся. Его свели к служебному выходу. В черном небе, как под куполом дискотеки, висели осветительные ракеты, мороз пах дымом и порохом, и у распахнутой двери стоял небольшой грузовичок, загруженный деревянными ящиками, и рядом с ним – крепкий сорокалетний рабочий в оранжевой робе ремонтника. Карневич понял, что его позвали потому, что он был в хорошей физической форме, а драться бы не полез.
– Разгружай, – приказал Висхан.
В двадцатикилограммовых ящиках оказались мелкие гвозди. Карневич и ремонтник затащили гвозди на третий этаж и внесли в зал.
– Сюда, – приказал Висхан.
Крышка деревянного двухметрового ящика была поднята, и внутри Карневич заметил длинный серый мешок, свернутый, как гигантская анаконда. К мешку с помощью изоленты была прикреплена тротиловая шашка, из шашки торчал детонатор и провода.
– Что это? – спросил Карневич.
– Сыпь, – снова повторил Висхан.
– Удлиненный заряд разминирования, – сказал Маирбек. – Гексоген и алюминиевый порошок. В каждом метре четыре килограмма, каждая секция – десять метров. Здесь секция.
– Сыпь, – когда Висхан разговаривал с русскими, словарь его резко тощал.
Карневич и второй заложник высыпали гвозди прямо в деревянный ящик с сорока килограммами гексогена. Эту операцию им пришлось повторить еще раз, и еще четыре ящика с гвоздями они просто поставили поверх армейских. Гвозди были пятнадцати миллиметров длиной. По мнению Карневича, гвозди были совершенным излишеством. Взрыв восьмидесяти килограммов гексогена и без гвоздей не оставил бы в зале ничего живого.
После гвоздей заложники совсем приуныли. Никто не разговаривал и, казалось, не дышал. В двенадцать снова включили телевизор. Телевизор сообщил, что разрешение кризиса ожидается еще до утреннего прибытия спецгруппы ФСБ. Видимо, заложники и телевизор принимали участие в каких-то двух разных терактах.
Пошел уже первый час, когда сидевший рядом с Карневичем рабочий поднялся и громко осведомился у безмолвной фигуры с автоматом:
– Слышь, а в сортир можно?
К некоторому удивлению Карневича, ствол качнулся в знак согласия. Рабочий отсутствовал минуты три. Вернулся, вытирая руки, сел рядом с Карневичем и заметил:
– Хорошо баре живут.
Прошло еще двадцать минут, и вдруг все как-то обнаружили, что жизнь продолжается, несмотря на ящики с гексогеном и мешки с песком перед спаренным пулеметом. Люди отползали в туалет все чаще. Кто-то встал и налил воды из огромного серебряного самовара, благо чашечки тончайшего китайского фарфора, украшенные уточками-мандаринками, остались тут же, на застеленном белоснежной скатертью сервировочном столике. Артем Суриков, рассмотрев среди заложников свою секретаршу, попытался отправить ее за едой.
– Сами у них просите, – огрызнулась секретарша.
– Ты уволена! – заорал Суриков.
Окружающие были слишком испуганы, чтобы засмеяться.
Еще через час Карневич попросился по нужде и, зайдя в туалет, примыкавший к банкетному залу, с печалью обнаружил, что роскошный унитаз обгажен со всех сторон, и даже кто-то уже насрал в джакузи.
Двери распахнулись в два ночи. Заложники замолчали, словно в зале выключили звук. На пороге стояли Висхан и Маирбек. Маирбек медленно оглядел зал, и внезапно ствол его автомата указал на инженера, сидевшего в метре от Карневича.
– А? – испуганно спросил тот.
– Ты. Сюда.
Инженер оглянулся, ища сочувствия. Все смотрели в сторону.