Селектор продолжал орать.
Перед глазами Карневича мелькнула вышитая на манжете монограмма и надпись на стволе. Слава богу, Руслан не выстрелил, а ударил. Во рту Карневича словно взорвалась петарда, и американца отбросило к столу.
– Зачем ты меня оскорбляешь? Или ты не видел, что бывает с теми, кто меня оскорбляет?
В следующую секунду дверь кабинета распахнулась, и Карневич увидел вваливающихся в нее людей в бело-серой форме с масками на лицах.
«Нас записывали, – понял Карневич. – Господи ты боже мой, они записывали каждое слово!» Наверное, в рамках расследования убийства прокурора.
Руслан оглянулся на ментов и мгновенно швырнул пистолет на пол. В следующую секунду подножка сбила чеченца с ног, а затем пришел и черед Карневича. Американца ударили третий раз за последние шестьдесят секунд и за всю его жизнь. Карневич рухнул, как подкошенный. Глаза уже щипало от слез.
Он лежал, даже не пытаясь подняться. По полу перед ним топтались армейские ботинки, и звуки, раздававшиеся в кабинете, не связывались в слова. Молодой американец представил себе завтрашние заголовки: «Американский менеджер нанимает чеченских киллеров, чтобы те убили русского прокурора, преследующего его за мошенничество».
Потом чьи-то руки вздернули американца за шкирку, как котенка, и Карневич с изумлением увидел, что посреди кабинета стоит Данила Баров, а за ним – оливковые охранники и не меньше двадцати пятнистых гоблинов с автоматами и в масках. Руслан лежал плашмя, и один из спецназовцев макал его подбородком в паркет.
– Вы что себе позволяете? – спросил Баров, обращаясь к спецназовцам.
– Они дрались. У него был ствол, – сказал спецназовец, ослабляя хватку.
Руслан перекатился на спину и попытался встать. Из прокушенной губы сочилась струйка крови. Карневич понял, что чеченца ударили гораздо сильнее, чем его, но тот почему-то не плакал.
– Не было, – спокойно сказал чеченец, – ваши подбросили. Скажи, Сережа, не было у меня ствола.
Карневич молчал.
– Зачем мне ствол учить этакого щегла? – добавил Руслан. – Ему козу покажи, он в памперс наложит.
Карневич скребся пальцами по стенке, пытаясь подняться, и по знаку Барова один из спецназовцев протянул ему руку. Сергей поднялся и тут же оперся на стол, чтоб не упасть. Ноги его предательски дрожали.
– Что эти люди здесь делают? – спросил Карневич.
Баров протянул ему украшенную подписями бумагу.
– Они выполняют решение внеочередного заседания совета директоров компании «Росско». Которое сегодня приняло решение сместить вас с поста генерального директора. И назначить на этот пост меня.
– Но Артем Иванович…
– Артем Иванович больше не управляет «Росско». С двух часов сегодняшнего дня ею управляю я.
– По какому праву?
– По решению арбитражного суда. Кажется, Республики Тыва. Или Калмыкии. Я не помню точно.
– Я вас поздравляю с судом, господин Баров, – услышал Карневич свой голос. – Только «Росско» не владеет заводом. Завод принадлежит корейской компании «Санг-Си».
Баров кивнул и протянул Карневичу еще одну бумагу. На корейском и русском.
– Я купил «Санг-Си», – сказал Баров, – вот договор.
– Но это ничего…
Карневич осекся. С минуту он глядел на улыбающегося хромого человека со складочкой шрама под правым глазом. Глядел и вспоминал последние сорок восемь часов. Контракт с «Мицубиси». Наезд прокурора. Пьяный лепет Сурикова. Темные глаза Руслана, глядящие в душу: «Я тебе помогу». Расстрел на Приморском шоссе.
– Садитесь, Данила Александрович, – сказал американец, любезно махнув рукой в направлении собственного кресла, – желаю вам так же счастливо проводить в нем время, как я провел.
Пожал плечами и вышел вон.
Дверь кабинета захлопнулась за молодым директором. Данила Баров с неожиданной для хромого ловкостью уселся на стол и, перегнувшись, стал смотреть в компьютер.
Чеченец по-прежнему сидел на полу. Он просто не мог встать: Яковенко, увидев в руках поворачивающегося к нему человека ствол, врезал ему от души, и тому еще очень сильно повезло. Если бы Яковенко сразу понял, что черноволосый высокий человек в смокинге – чеченец, он бы его убил. С удовольствием и не задумываясь.
Чеченцу должно было быть очень больно, но он сидел совершенно неподвижно, и только из закушенной губы текла струйка крови. Яковенко надеялся, что сломал ему ребро.
Майор нагнулся и подобрал с пола пистолет. Это был хороший австрийский «глок» – удобное легкое оружие с пластиковым корпусом и без докучливых внешних предохранителей. Ну, разумеется. Это пусть парни в камуфляже таскают «Макаров». Если у чеченца есть деньги на смокинг, у него есть деньги и на «глок».
Яковенко сунул ствол в карман, и чеченец вздернул голову.
– Отдай ствол, – сказал чеченец.
Яковенко покачал головой.
– Трофей, – сказал Яковенко.
– Ты в горах трофеи собирай. А не в охране, – сказал чеченец.
– В горах я их собираю вместе с ушами.
Владелец «глока» глядел на майора. У него было белое, неестественно бледное для чеченца лицо, правильные черты и внимательные глаза цвета абрикосовых косточек.
– Знаешь, что самое сложное? – спросил Яковенко. – Чужого не забрать. Если, к примеру, не мой покойник, а чужого производства, мне его не надо.
Чеченец уже вполне пришел в себя. Если бы он был волком, шерсть бы его сейчас стояла дыбом.
– А знаешь, как не перепутать? Надпилить пулю. Выходное отверстие размером с кулак – значит, мой.
Автомат, словно невзначай, слегка сполз с плеча Яковенко. Ногти чеченца впились глубоко в наборный паркет. «Наверняка будут царапины», – отметил майор. В глубине кабинета, на краешке стола, сидел Данила Баров и, казалось, получал удовольствие от неожиданного дивертисмента.