Джаханнам, или До встречи в Аду - Страница 83

– А как должна выглядеть свадьба?

– Как ты можешь выйти замуж за мусульманина, если ты не приняла ислам? – спросил Ломали. Помолчал и добавил: – Женщины и мужчины на свадьбе должны веселиться отдельно друг от друга, а потом они должны произнести молитву для хозяина свадьбы и разойтись. Разве это свадьба, когда по сцене скачет американская шлюха, а мужчины топчутся вместе с обнаженными женщинами и только что не топчут их, как баран овцу? Как ты думаешь, был ли хоть один гость на этой свадьбе, который вспомнил, когда наступило время намаза? Или что Аллах запретил вино? Может, на этой свадьбе и был губернатор, но Аллаха там не было. Это не свадьба мусульманина, это вечеринка неверного.

– Мой муж не очень-то соблюдает все ваши установления, – сказала Мила.

– Он живет без страха перед Аллахом, – ответил Ломали, – и если ты хочешь, чтобы он был спасен, научись молиться и научи его, потому что в Судный день у врат ада неверные скажут: «О, если бы и мы были мусульманами».

– Что же, все неверные отправятся в ад?

– Да.

– А если они были добрые люди и совершали хорошие поступки?

– За их хорошие поступки Аллах даровал им награду на этом свете. А в Судный день они будут отвечать за свое неверие.

– Если вы такой уж правоверный мусульманин, почему же вы не ходите в мечеть? Руслан ездит по пятницам в мечеть, а вы с ним никогда не ездили.

Ломали глядел на молодую женщину, и глаза его на тонком юном лице были глазами столетнего старика.

– Зачем мне ездить в проклятое место? – спросил Ломали. – Эта мечеть построена с дозволения Иблиса, а ее имам-хатыб держит собак и дает деньги в рост. Он не мусульманин, он стукач. Ваши чекисты так боятся нас, что они хотели бы завербовать самого Аллаха. Так как это невозможно, им приходится вербовать тех, кого они считают его слугами.

Когда Мила вернулась в спальню, Руслан уже проснулся. Он лежал навзничь, закинув руку за голову, и при виде Милы его усталое лицо мгновенно преобразилось. Мила поскорее юркнула под одеяло.

– Ты где была? – спросил Руслан, немедленно поворачиваясь в свежих простынях.

– Я… я просто к бабушке ходила. Нам билеты принесли. Нам вставать надо.

Финиковые глаза чеченца глядели куда-то вдаль, туда, где на темно-синих волнах покачивалась белоснежная пятипалубная яхта Данилы Барова.

– Я передумал, – сказал Руслан, – мы поедем через неделю.

* * *

Прокурор Андриенко выехал на работу в час дня, с головой, гудящей с похмелья, и совершенно взбешенный.

Было совершенно очевидно, что и Андриенко, и Аркаша Наумов, который неделю назад пришел к прокурору с великолепным планом дербанки завода, не получат ничего или получат такую малость, что даже и говорить неприлично.

Его провели. Его использовали втемную, и все время, пока он плавил Сурикова, он работал, оказывается, не на себя, а на грабителя народа, которому, видите ли, понадобился завод.

Понадобился – прекрасно. Андриенко этот завод тоже нравится, и он имеет на него никак не меньше прав, чем Баров. Если на то пошло, то даже больше, потому что кто такой Баров? Олигарх и кровопийца, а Андриенко всю жизнь стоял на страже закона.

«Посмотрел бы я на тебя у себя в лагере», – подумал Андриенко и даже зажмурился. Картинка голого бритого Барова, покорно стоящего с раздвинутыми ногами, пока вертухай ищет у него в заднице, была нестерпимо яркой, Андриенко даже показалось, что он слышит за решетчатым окном лай лагерных собак.

Андриенко зажмурился и снова открыл глаза, но, увы, никакого голого Барова поблизости не наблюдалось. Прокурорский джип несся по узкому шоссе между морем и далекими сопками. Вдоль обочин тянулся первый зимний снег цвета дохлого минтая, и в воздухе пахло водорослями и прошедшим тайфуном.

Перед джипом неторопливо ехала антикварная «Тойота» с громыхающим прицепом, аккуратно затянутым брезентом. Шофер прокурора попытался уйти на обгон, чуть не влетел в лоб ехавшему навстречу корейцу и поспешно вильнул назад.

Особенно прокурору было обидно, что он не получил ничего – кроме обещаний поделиться прибылью – даже от Аркаши Наумова.

Прокурор выругался и посмотрел на часы. Он никуда не опаздывал, но злился из принципа. Конечно, если Баров извинится и предложит компенсацию… А если не предложит? Что делать тогда? Прекращать дело, не получив ничего с Сурикова?

Немыслимо. Дело приобрело всероссийский размах, он выставит себя на посмешище, да что на посмешище: то же самое начальство в Москве возьмет его за жабры и скажет: «Отпустил? Делись!» И как доказать, что отпустил просто так?

Попытаться чего-то с Сурикова стребовать? Так он, сволочь, не даст, потому что он лучше, чем кто-нибудь, понимает, в какую ситуацию попал Андриенко!

Ждать долю от Наумова? Но теперь, когда в дело пошли баллистические ракеты, было совершенно ясно, что Наумову с его двустволкой ничего на заводе не светит, – он и сам небось уже свалил с темы!

«Тойота» впереди въехала в лужу, и лобовое стекло джипа мгновенно облепило грязью.

– Да обгони ты эту гребаную тачку! – заорал прокурор.

Вот ситуация! Прекратить дело – все будут смеяться. Продолжать – все будут тоже смеяться. Полная потеря лица!

Повинуясь прокурорскому приказу, джип взвыл, наддал и пошел на обгон. Тут же навстречу из-за крутого поворота выскочил белый грузовой «Мицубиси». Шофер прокурора бросил руль вправо, подрезая «Тойоту». Скула прокурорского джипа разминулась с прицепом на миллиметр.

«Мицубиси» в панике вылетел на обочину, рассудив, что биться лучше о столбик, чем о встречную морду. Машины разминулись в сантиметре друг от друга, и все бы обошлось, но тут «Мицубиси» нарвался на кочку, потерял управление и съехал по склону вниз, в осеннее болотце, полное черной воды меж увядших кочек со снежными шапочками.