Халид молча считал, глядя на лежащего перед ним человека. Несколько часов назад он отпустил десять женщин по просьбе Руслана.
Если директор очнется, он вряд ли сможет рассказать русским больше, чем женщины. В любом случае судьба заложников не интересовала уже никого. Если решение о штурме принято, то вместе с ним принято и другое решение: мочить чеченцев, а не спасать захваченное ими стадо. И в этих условиях было правильно освободить американца и выглядеть милосердней, чем русский спецназ.
Халид набрал номер на сотовом.
– Савелий? Срочно «Скорую» ко второй проходной. У нас тут диабетик умирает.
О том, что Карневич относился к Саше Колокольцеву лучше, чем кто бы то ни было, и о том, что это был единственный из деловых знакомых Колокольцева, который не потребовал с него взятки или не попытался на него наехать, Халид даже не вспомнил.
В Кесареве было уже шесть вечера, и генерал Рыдник сидел в штабе перед телефоном правительственной связи, собираясь с духом для звонка в утренний Кремль.
Перед ним лежал белый листок бумаги, а на листке – цифры приблизительных потерь среди гражданского населения Кесарева в случае поражения города сероводородом.
Цифры дались штабу нелегко.
Сначала позвали эксперта-нефтехимика, того самого гражданского старичка, который рассказал про выброс 1994 года и переломанные в подъезде ноги активистов.
Гражданский эксперт оценил потери среди населения в 400-600 тысяч человек, не преминув указать на неблагоприятный ветер: ветер был восточный, из Японии, и Кесарев, стоящий в изогнутой чаше сопок, превращался в огромную газовую камеру. «При северном ветре количество жертв упадет до ста – ста пятидесяти тысяч», – закончил доклад эксперт.
Эти цифры ужаснули Рыдника, и, чтобы поправить дело, вместо гражданского эксперта пригласили военного. Военный эксперт был раньше политруком и в химии не разбирался. Эксперт ознакомился с последней частью доклада своего предшественника и уверенно заявил: «Ну, сто пятьдесят – это много. Тысяч сорок-пятьдесят».
Цифра в сорок тысяч досталась для доработки эксперту ФСБ. Этот тоже плохо разбирался в химии и хорошо – в начальстве. «А кто сказал, что чеченцы накопили три с половиной тысячи тонн? – спросил эксперт. – Они блефуют». И снизил три с половиной до тысячи, а сорок тысяч – до десяти.
И вот теперь эта цифра приблизительного поражения – десять тысяч человек – лежала на столе генерала Рыдника. Генерал знал, что Кремль никогда не пойдет на преступные уступки террористам. Поэтому генерал понимал, что Кремлю надо облегчить решение и не заставлять Верховного главнокомандующего отдавать категоричный приказ вопреки угрозе гибели шестисот тысяч человек.
Если цифра вероятных потерь будет слишком велика, начальника штаба никогда не простят за нетактичное давление на президента с целью выпятить собственные трудности. Если самое страшное случится и реальные потери превысят доложенные – начальник штаба будет не совсем виноват. Виноваты будут эксперты, предоставившие неверную информацию.
Рыдник пробежал листок глазами еще раз, глубоко вздохнул и велел офицеру спецсвязи набрать номер замглавы администрации президента.
– Это генерал Рыдник, – сказал он, – я хотел согласовать позицию. Мы тут посчитали цифру возможных потерь среди гражданского населения…
– А зачем вы вообще считали? – перебил невидимый собеседник.
Рыдник замер.
– Наши эксперты утверждают, что это блеф, – продолжал собеседник. – Это последняя уловка, на которую пошла банда террористов, загнанная на завод и уже чуть было не отправившая себя на тот свет. Ты что, всерьез считаешь, будто эти дети гор могут кого-то там отравить, если они из-за собственной технической неграмотности умудрились подорвать здание, где они сидели?
– Но это не совсем… – начал Рыдник.
– Ты что, хочешь сказать, что чеченцы тебя переиграли?
Рыдник, мгновенно вспотев, глядел невидящими глазами куда-то в пространство. Он понимал, что от него требуют. От него требуют согласиться с выводами москвичей и доложить их, как свои собственные, президенту. Президент не любит плохих вестей и любит точную информацию с мест. Если начальник штаба доложит то, что от него не хотят слышать, он окажется немедленно виноват. Если он доложит то, что хотят услышать, то он будет виноват только в случае неудачного штурма.
«Так вот почему Плотников уехал в гостиницу и выключил телефон, – сообразил Рыдник, – а я-то думал, он просто струсил. Ничуть: он просто дал мне возможность принимать решения, за успех которых получит награду он, а за провал которых буду отвечать я».
– Я тоже считаю, что это блеф, – услышал Рыдник свой собственный голос.
– Ну вот и прекрасно. Пожестче надо быть, Савелий Михайлович, пожестче. А то ты возишься с этим бандитом, как будто… со знакомым.
Генерал Рыдник положил трубку и вдруг внезапно вспомнил, какой ужас он испытал совсем недавно, когда Халид Хасаев, глядя ему в лицо, сказал: «Если я завтра погибну, послезавтра по CNN покажут пленку о нашем с тобой совместном бизнесе».
Глупый наивный чеченец. Компромат в России не существует, пока начальство не признает его компроматом. А непризнанный компромат – это просто попытка вражеских сил скомпрометировать тех, кто укрепляет вертикаль власти.
Когда телефон правительственной связи зазвонил снова, генерал Рыдник смял бумагу с цифрами вероятных потерь и бросил ее под стол.
Когда Данила Баров очнулся, светящиеся стрелки на его часах показывали семь вечера.