Джаханнам, или До встречи в Аду - Страница 157

157

Рыдник потрясенно молчал.

– Это маленькая проблема вашей западной цивилизации, – продолжал Халид, – чтобы ее уничтожить, шахид не нуждается в каком-то особом оружии. Ваша цивилизация – сама по себе оружие. Ваша технология – всегда технология двойного назначения. Сойдет и печет топить, и людей травить. Я мог бы продемонстрировать это на любом промышленном объекте. Я уже продемонстрировал это на примере заводоуправления. Знаешь, сколько тонн взрывчатки мне понадобилось бы, чтобы воспроизвести эффект, равноценный эффекту от объемного взрыва двадцати тысяч кубометров метано-пропановой смеси? А я даже сэкономил на детонаторе. Кстати, ты не знаешь, что сделала штурмовая группа? Взорвала дверь? Или включила вентилятор? Промышленные вентиляторы чудовищно искрят, не правда ли?

Генерал перебирал в уме слова ответа. Слова не связывались в фразы и плавали внутри пустого черепа, как щепки от затонувшего судна плавают на поверхности воды.

– Они распылят газ через потушенную факельную систему, – сказал Баров. – Если ты посмотришь на схему завода, Савелий, ты увидишь, что рядом с газгольдерами расположены два факела Кесаревского НПЗ. Трубы их вынесены на высоту сто два метра. Все технологические установки завода связаны с факельной системой, и как только они закачали сероводород в газгольдеры, они получили выход в факельную систему. Если ты посмотришь на факелы сейчас в окно – они горят. Если они потушат факелы и подадут через них сероводород, облако накроет город. Технологически это… очень красивое решение. В другом тысячелетии я бы с удовольствием взял Халида Супьяновича на работу.

– Что ты хочешь? – хрипло спросил начальник штаба.

Хасаев выпрямился и тихо засмеялся. Глаза цвета оникса торжествующе сверкнули.

– То же, что с самого начала. Свободы и независимости моего народа.

– Это невозможно.

– Почему?

– Есть такая вещь, как целостность государства. Чечня – это часть России.

– Разве? В Чечне нет ни одного дома, в котором бы не погибли старики, женщины и дети. Нет ни одного села, которое не было бы разграблено и унижено. Ни один житель Чечни не может быть спокоен за свою жизнь, даже если он русский. Когда в 95-м ваши танки входили в Грозный, вы сказали, что делаете это, чтобы защитить русских от убийств и грабежей. Но ваши самолеты бомбили дома, не разбирая, где русский, а где чеченец. Мой дядя жил в Грозном и был женат на русской. Она мыла пеленки, наклонясь над ведром, и мозги ей снесло в это ведро. Мой дядя ходил по двору с ведром, показывал его и плакал. В Грозном за неделю погибло больше русских, чем за все время при Дудаеве. Ни один хозяин не обходится со своим нужником так, как вы обходитесь с частью России. Если мать пытается убить ребенка, ее лишают родительских прав. Россия давно потеряла свои родительские права на Чечню, если когда-нибудь их имела.

– Россия не уйдет из Чечни.

– Почему? Ваши пенсионеры пухнут с голода. Они получают меньше, чем кули в Китае. Но вы шлете деньги в Чечню, где половину из них воруют кадыровцы, а половину – мы. Неужели Россия так богата, чтобы содержать меня вместо ваших стариков? Ваши генералы торгуют бензином, а ваша ФСБ – заложниками. Неужели ваша армия надеется победить тех, от кого она всегда готова получить взятку? Ваша страна трещит поперек и вдоль, ваши бандиты становятся губернаторами, ваши губернаторы ведут себя хуже бандитов, а ваши менты убили больше русских, чем я. Если вы не можете навести порядок у себя в кухне, чего вы лезете к соседу воровать огурцы?

– Эти вопросы не мне надо задавать, – сказал Рыдник, – я солдат.

– Ты вор.

Кровь бросилась в лицо чекисту.

– Я скажу тебе, почему вы не можете уйти. Потому что ваш президент пришел к власти, обещая замочить меня в сортире, а пока в сортире только ваши пенсионеры. А я не в сортире, а в Кесареве. Потому что, когда вы уйдете, на месте ваших лагерей обнаружатся массовые захоронения. Катынь и Бабий Яр побледнеют перед тем, что вы сделали на моей земле. Потому что, когда вы уйдете, свободное правительство Ичкерии потребует суда над всеми, кто виноват в этом геноциде.

– И кого ты собираешься судить в Кесареве? Виноватых? Миллион виноватых, включая грудных детей?

Халид усмехнулся четвертинкою рта.

– Савелий, ты знаешь, что такое кровная месть?

– Да. Это когда человек сам убивает обидчика.

– Ты неправильно знаешь, Савелий. Убивают не только обидчика. Убивают любого из родичей. Отца. Ребенка. Двоюродного брата. И так до седьмого колена. Среди вас нет невиноватых. У меня в Кесареве миллион кровников. А я убью всего семьсот тысяч. Если вы не выполните мои условия.

Генерал ФСБ молча глядел мимо Хасаева. Там, в приотворенной щели двери, мягко шумели процессоры компьютеров, и старый канцелярский стол был буквально уставлен телефонами. В штабе могли предположить все: что Халид воспользуется им же смонтированной системой безопасности. Что он будет управлять через нее минами, якобы закатанными в бетон объездной дороги. Но никто не догадался, что Хасаев будет мыслить не как террорист, а как технолог и воспользуется работами на заводе, чтобы продублировать на старой ТЭЦ телефонные линии и систему управления предприятием.

– У вас нет пути назад, – сказал Халид. – Это вы поставили мне сырье для производства сероводорода. Это вы задерживали людей, которые пытались бежать из города. Когда речь шла о тебе, Савелий, я мог предложить тебе долю. Но сейчас речь идет о дерьме, в котором оказалась вся твоя власть. Чтобы выбраться из него, вы отдадите все. Я мог бы потребовать пол-России. Я требую клочок перепаханной минами земли. Всемеро меньший, чем территория этого края.

157