Джаханнам, или До встречи в Аду - Страница 150

150

Телекамеру корейских новостей, неведомо как просочившуюся во вторую линию оцепления, приложило о ближайший дуб, а оператора поволокло по асфальту.

CNN обосновалось в более безопасном месте: в выселенной пятиэтажке в восьмистах метрах от заводоуправления. Несколько миллионов телезрителей во всем мире испустили крик ужаса, когда увидели в прямом эфире, как над уничтоженным зданием подымается черное грибовидное облако дыма с характерной ножкой – облако, которое они привыкли ассоциировать с ядерной катастрофой.

– О боже мой, – закричал корреспондент, – это атомный гриб! Нет, постойте, мы видим людей, они выскочили из автобусов, они бегут по площади, они были в двухстах метрах от дверей и все-таки живы!

* * *

В штабе, находившемся в полутора километрах от заводоуправления, мгновенно вынесло все стекла. Подскочил и слетел с гвоздя портрет президента, точно такой же, который чеченцы использовали, как мишень в тире. Люди, бумаги и сор посыпались на пол.

Через мгновение Плотников вскочил, отряхиваясь от осколков стекла, и бросился к окну. Над зубчатой линией деревьев и домов вспухал багровый синяк, словно небу подбили глаз, и в центре этого синяка уже зарождалось поднимающееся вверх на тонкой ножке черное грибовидное облако.

В эфире царил бардак.

– Центральный, Центральный, я Вега! Что у вас происходит?

– Центральный, Центральный, я Гранит! Вижу ядерный гриб, как слышите, повторяю, вижу гриб в двух километрах!

Гриб теперь видели все в штабе. Он неторопливо вставал над площадью, подсвеченной пожаром, похожий на гигантский трюфель с тонкой веревочкой дыма внизу.

Совершенно все мысли о грядущей отставке, позоре и бесчестии вылетели из головы генерала Рыдника. Полтора километра от эпицентра взрыва.

Почему-то в этот момент ни Рыднику, ни Плотникову не пришло в голову, что в эфир летят позывные групп, которые в случае ядерного взрыва неминуемо были бы уничтожены, что никто не видел ни вспышки, ни характерного атомного солнца и что сам гриб есть не отличительный признак атомной катастрофы, а лишь последствие любого взрыва, в эпицентре которого начисто выгорел кислород, и гигантский вакуумный насос, протянувшийся от земли и до неба, втягивает в себя воздух нижних слоев атмосферы со всей поднятой пылью и гарью.

Генералы глядели друг на друга и понимали, что они уже покойники. А потом в устройстве громкой связи, которое никто и не подумал выключить, раздался голос Халида:

– Я тебе советую отменить штурм, Вячеслав Игоревич. Из тех, кто прошел в подвал, не уцелел никто. Вам придется соскребывать остатки их ДНК с остатков асфальта. Я нахожусь в другом месте. Заложники находятся в другом месте.

Рыдник среагировал первым. Мягкими кошачьими шагами пересек комнату, схватил трубку и, косясь безумными глазами то на темное облако в небе, то на оцепеневшего Плотникова, заорал:

– Откуда звонит?

Но ответ был ясен и так – ведь связь вообще не прерывалась. Согласно данным прослушки, сигнал шел из директорского кабинета, расположенного в несуществующем здании.

– Ты нарушил договоренности, – продолжал Халид, – ради денег ты был готов угробить людей. И как только ты начнешь штурм, ФБР и швейцарская прокуратура получат информацию о том, что замглавы ФСБ Плотников приказал начать штурм через пятнадцать минут после того, как на счет его личной финансовой конуры в Лихтенштейне пришло двести миллионов долларов от заложника. Ты меня понял?

Плотников дрожащей рукой нащупал стул и сел.

– Пятьдесят секунд до штурма, – заорал помощник Плотникова, – товарищ генерал, будет штурм или нет?

Рыдник передал трубку Плотникову.

– Что это было? – тихо спросил генерал.

– А мы не договорили. Я же как раз тебе и рассказывал про уголь. Самое страшное в шахте – это объемный взрыв метана. А что такое метан? Это просто фракция легких углеводородов, которая получается в результате переработки нефти, накапливается в резервуарах и заполняет пустое помещение заводоуправления, при условии минимальной инженерной грамотности диверсантов. Это огонь, для которого топливом служат люди и камни. Это огонь, в который ты будешь ввергнут в День Воскресения, Вячеслав Игоревич.

Руководитель операции сидел, скорчившись над трубкой, и глядел на стол глазами затравленной собаки. Было ясно, что он не способен принимать решения. Ни о продолжении операции, ни о ее отмене – никакие.

– Тридцать секунд до штурма, – сказал Ивашкин.

– Отменить операцию, – приказал Савелий Рыдник. Оглянулся и заорал: – Всем! Всем вон, немедленно!

Генералы и полковники брызнули из комнаты. Рыдник нашарил на полу мобильный телефон, набрал номер и передал трубку Плотникову.

– Переведи деньги, – сказал Рыдник – Твою мать! Переведи деньги, немедленно, или тебе будет полный Джаханнам! Здесь и сейчас!

Плотников покорно взял трубку.

* * *

Когда Яковенко и Травкин прибежали на площадь, заводоуправление еще горело. Было совершенно непонятно, чему именно там гореть. От здания остались только косточки.

Шифер с крыши разбросало, словно сеялкой, на площади в километр, камни и стекла ранили многих из стоявших в оцеплении. Почему-то при взрыве уцелели мелкие и легкие предметы, в основном листы бумаги, и сейчас обгорелые кусочки ежеквартальных отчетов и бухгалтерских справок устилали площадь, как мусор – загаженный пляж. Снег сдернуло с площади, как шкурку с сосиски. Вместо снега был черный асфальт, по которому ветер гонял бумагу, и на этом асфальте лениво догорала цепочка автобусов. «Синяя» группа в составе восемнадцати человек отделалась кровоподтеками да поджаренным копчиком, зато о судьбе тех, кто шел под землей, красноречиво говорили молчавшие рации да зияющая дыра в середине здания, словно вырубленная гигантским топором. Центральная секция, вместе с входом, лестничным пролетом и двухсветным вестибюлем, исчезла полностью. Сквозь пролом, затянутый багровым дымом, неясно виднелась территория завода.

150