Яковенко механически глотал, запивая водкой. Тяжелый джип, обшитый изнутри бронежилетами, шел по встречной полосе, обгоняя бесконечную вереницу пытавшихся уехать из города людей.
По радио передавали выступление полпреда. Тот рассказывал, что на заводе будет, как в токийском метро.
– Ка-азел, – с отвращением сказал Травкин.
– На сколько они назначили операцию? – спросил Яковенко.
– А нам скажут, что ли? Если по уму, так не раньше четырех утра. Три раза успеем вернуться.
– Я бы хотел поговорить об иприте с Данилой Баровым, – задумчиво сказал Яковенко.
– Забудь. Тебе спецы сказали, что этого не бывает.
– Баров тоже спец.
– Этот Баров, – отозвался Травкин, – та еще штучка. Я помню, как он тут в Кесареве разруливал. У него в глазах счетная машинка вместо зрачков. Никого в грош не ставил, кроме своей дочки. Никому не доверял, кроме Рыдника с Артемом.
– Это правда, что Плотников был главой краевого управления?
– Правда. Савка тогда под ним ходил. И я тебе скажу одно. Если кто кого испоганил, так это Плотников Савку. Савка был мировой мужик.
– А теперь?
– А теперь у него одни деньги в глазах. Наркоман. Хуже наркомана.
– Почему хуже?
– Потому что наркоман ширнется, и ему хватает до следующей дозы, а этот сожрет миллион и через пять минут тянется к второму. Доза никогда не бывает слишком большой.
На блокпосту солдатики замахали им автоматами, приказывая остановиться, потом увидели наклейку антитеррористического штаба и брызнули во все стороны.
– Вот так, – грустно констатировал Травкин, – военное положение. Смастрячь себе наклейку на принтере и разъезжай где хочешь с автоматами. А принтеров, друг мой, в заводоуправлении до фига, а оцепления еще нет…
– Восемь лет назад, – сказал Яковенко, – я и четверо разведчиков шли по зеленке. Чеченцы уничтожили два БТРа и их экипажи, только им не совсем повезло. Один из стрелков в БТРе выжил, очнулся и успел угостить их из КПВТ, прежде чем чехи его достали. Ребята из восьмидесятого мотострелкового приехали к месту перестрелки через час, трупы забрали, а машины оставили. Мы вышли к машинам спустя сутки после боя, вдруг слышим – кто-то стонет внизу. Думали, засада, оказалось – раненый. Мы его вытащили. Он назвался Данилой Баровым и сказал, что он охранник коммерсанта по фамилии Милетич. Сказал, что Милетич приехал в Чечню за своей дочкой. Спрашивал, не нашли ли девочку.
Травкин присвистнул.
– Почему он назвался именем охранника? – спросил Яковенко. – Он что, боялся, что его пристрелят в госпитале в Моздоке? Кто? Не Хасаев же?
Дорога, словно изготовившаяся к нападению змея, подняла свое длинное плоское тело и ушла в горы. Из-под шипов джипа летел гравий пополам со снегом. На одном из перевалов далеко внизу мелькнул Кесаревский НПЗ, похожий на кучу кружевных свечей. Вечерело, и осветительные ракеты уже повисли над заводом, как гирлянды на гигантской невидимой елке.
Розовые сосны на склоне были высажены в шахматно-шашечном порядке. Пальцы Яковенко механически перебирали мусульманские четки из дешевого бледно-голубого пластика. Четки помогали думать, как во время засад они помогали ждать.
Начальник штаба генерал Рыдник был категорически против штурма. Конечно, его за это никто не уволил, но он был против. Почему?
Для чеченцев, по идее, было сущим наказанием иметь именно его начальником штаба. Как ни крути, а Савелий Михайлович, на фоне придурков, которые сюда прибежали, – просто луч света в темном царстве. К примеру – именно он распорядился в первые же часы развернуть полевые госпитали за линией оцепления. А когда Хасаев позвонил с криком: «Вы тут что, к штурму готовитесь?», отбрехался: у нас, мол, внутренняя инструкция: при теракте сразу разворачивать полевые госпитали. Не могу инструкцию нарушать, а штурма не планирую.
Вот только, правда, инструкции такой нет, но это уже не вина Рыдника. Именно такая инструкция и должна быть, а то любой наблюдатель от террористов может вычислить время штурма по внезапно активизировавшимся медикам.
Словом, Халид, он же Пегий, он же Фатих, чувствовал бы себя куда комфортней, имей он дело с любым рыдниковским замом. Мог бы Рыдника и не отпускать, когда тот сдуру залетел в руки нохчам. Мог бы заложником оставить, для пущего конфуза подчиненных, или в окно голым выставить, для предотвращения штурма. А Халид его отпустил.
Что это значит? Что по какой-то причине чеченскому полевому командиру хотелось иметь дело именно с начальником штаба Рыдником.
Тогда чьи же приказы Рыдник выполняет сейчас? И чьи приказы он выполнял тогда, когда не поехал с Данилой Баровым на обмен дочки?
«Пожалуй, можно сформулировать так, – подумал Яковенко, – если тогда он не поехал на обмен намеренно, то сейчас он вынужден выполнять любые приказы того, кто сможет это доказать».
Самое паскудное заключалось в том, что Рыдник, выполняя чьи-то приказы, настаивал ровно на том же, что и некий майор Александр Яковлевич Яковенко: на самоубийственности штурма и необходимости переговоров.
– Вылезай! Приехали!
Яковенко мгновенно открыл глаза. Светящиеся стрелки на часах показывали половину девятого: дорога заняла почти два часа. Джипы подъезжали к свежим железным воротам с колючей проволокой, телекамерами и караульным домиком. Из прожекторов, опоясывавших домик, бил яркий свет, и в створе этого света стояли две иномарки с госномерами.
Ворот как таковых не было – железные створки перекрутило взрывом и снесло наземь. Иномарки не пострадали.
– Оба-на, – сказал Травкин. – Не мы первые.