Ольга Николаевна затрясла мужа за волосы.
– Вставай, вставай, ирод проклятый!
Пьяный губернатор даже не шевелился. Было ясно, что девицы не врали: ничего-то он с ними не делал и сделать не мог.
– Вставай! Край проспишь!
Один из охранников включил телевизор. В телевизоре были трупы, кровь и кольцо формирующегося оцепления.
– Некоторым рабочим ночной смены удалось покинуть территорию завода, – сказала хорошенькая корреспондентка, подсвеченная осветительной ракетой, – они говорят о большом числе боевиков и огромном количестве имеющегося у них оружия.
Губернатор засопел и перевернулся на другой бок.
– Ты должен быть там, – орала Ольга Николаевна, – слышишь?
Один из охранников почтительно поднес ей телефон, и в этот момент губернатор открыл глаза.
– Кремль звонит, – сказал охранник.
Неизвестно, какая химическая реакция случилась в мозгу губернатора, ибо телефон он сцапал.
– Катька, – сказал губернатор в трубку, – ты че звонишь, б… Я ж те сказал, завтра. Тебя я е… буду завтра.
В половине одиннадцатого вечера взвод солдат из 17-го полка 136-й мотострелковой дивизии под командованием лейтенанта Ческалина перекрыл дорогу, ведущую от нефтезавода к центру города. Взвод был поднят по тревоге, и Ческалин был пьян в дым. Прямого эфира он не видел, а сообщение о захвате завода террористами инструктировавшие его старшие офицеры единодушно сочли продолжением дневных новостей и интригой начальства против московского олигарха.
Тем не менее служивые решили извлечь из приказа практическую пользу и принялись досматривать машины. В короткий срок они собрали полторы тысячи рублей, а с небольшого грузовичка, шедшего из совхоза «Приморский», сняли ящик с левой водкой.
Всего люди Ческалина остановили и обыскали семь машин. Восьмой – не повезло. Это был облупившийся «Крузер», угнанный двадцать минут назад крепко укуренной компанией. «Крузер» сначала резко затормозил, но когда сержант подошел к машине, восемнадцатилетнему водителю бросился в глаза автомат и непривычный наряд гаишника.
Водитель притопил газ, старлей отшатнулся от машины и, будучи нетрезв, упал; автомат в его руке дернулся, посылая очередь в небо, и остальные члены наряда решили, что выстрелы раздались из машины
Солдаты выскочили на шоссе, беспорядочно паля из автоматов. Подбитая машина вильнула, воткнулась в дерево и загорелась. С заднего сиденья выскочил пылающий пассажир, пробежал несколько метров и упал, срезанный очередью.
Один из солдат побежал к месту катастрофы, а другой схватил рацию Ческалина:
– Пятый! Пятый! Я Седьмой! – заорал он. – У нас стрельба! Вооруженная иномарка шла к городу! Офицер ранен!
Спустя пять минут после происшествия командиру 17-го полка полковнику Воронову доложили:
– Взвод лейтенанта Ческалина вступил в бой с чеченскими террористами! Ческалин ранен!
– Что же террористы делали на дороге? – удивился полковник, а потом хлопнул себя по голове, снял трубку и позвонил командиру дивизии генералу Иннокентьеву.
– Чеченские боевики пытались выдвинуться к городу, – сказал комполка. – Под моим руководством враг был остановлен.
Командир 136-й мотострелковой дивизии распорядился представить участников боестолкновения к награде и в свою очередь позвонил командующему округом генералу армии Веретенникову.
Генерал выслушал его отчет, еще не зная о бойне в в/ч 12713 и никак не сопоставив вылазку чеченских боевиков с обыкновенным – таких сотни – контрактом, подписанным им три дня назад с генеральным директором ООО «Вартан» Александром Колокольцевым.
Поэтому сразу после звонка командующий округом связался по засовской связи с Москвой, с министром обороны. Его соединили, несмотря на раннее утро.
– Товарищ министр! – отрапортовал генерал. – Вверенные мне войска только что отразили попытку чеченских террористов прорваться к городу. Террористы убиты, у нас только раненые. Остатки террористов блокированы на заводе.
Баров плохо запомнил путь обратно. С того момента, как он узнал командира чеченцев, он больше не думал ни о деньгах, ни о заводе. Бок болел все сильней, из раны текло, как из крана с сорванной прокладкой, и, когда Данила поворачивался, ему казалось, что кто-то вгоняет ему под ребра тонкие стальные скрепки.
Один раз Барова вырвало прямо в машине, на чьи-то рифленые ботинки, и державший его чеченец нечаянно ударил его по ране. Баров очнулся вовремя, чтобы услышать гортанный голос, обещавший, что в следующий раз русская собака сожрет не только свою блевотину, но и свои глаза.
Заводоуправление на глазах превращалось из офиса в укрепленную огневую точку. По отрытой траншее, внезапно превратившейся из канавы в окоп, бежали люди, таща оружие и сошки. Двое боевиков возились с проводами у ворот проходной, и в тот момент, когда Данилу выволокли из машины, наверху, на втором этаже, расскочилось стекло, и в окно высунулось тридцатимиллиметровое рыло станкового гранатомета.
Здание стояло, как пельмень на тарелке: что пустая площадь впереди, что мелкие сарайки и трубопроводы сзади. Чеченцы явно понимали, что их контроль над огромной территорией завода носит несколько умозрительный характер, и подходы к зданию укрепляли со всех сторон.
В предбаннике на ковре темнело мокрое пятно. Дверь в кабинет помощника была открыта, и в ней Данила заметил двух заложников, долбивших под руководством автоматчика дыру в полу.
Дверь суриковского кабинета – того самого, в который Баров так и не зашел, – распахнулась перед Данилой. Баров увидел стол красного дерева, ряд телефонов и «вертушек», включенный компьютер, обеспечивавший мониторинг жизнедеятельности завода, и над компьютером – черное шелковое знамя с золотой вязью арабских слов. Российский триколор уже валялся у двери вместо половичка.